Мужчина — это личный Бог каждой женщины. В него надо истово верить, его надо слушать и внимать его заповедям. Он должен быть намолен и залюблен, и тогда он будет мироточить энергией любви в адрес той женщины, которая его боготворит. Женщина расцветет и замироточит в ответ.
Простая формула семейной религии. Я проповедую её давно, с тех пор, как минутная вспышка обиженного атеизма чуть не лишила меня семьи, но об этом позже.
Когда у нас с мужем в отношениях всё хорошо, я прямо свечусь изнутри. От меня волнами исходят яркие флюиды, пахнущие феромонами счастья, и мужчины вокруг немедленно считывают код женственности и делают стойку. Влюбляются. Приглашают. Ухаживают. Обещают.
Я включаю опцию «Мерлин Монро». А тири-тири-тири -ту — Пу-пуп-пи-ту!
Мужчины бьются в прозрачном сачке моих чар, трепыхаются, но это бесполезно. Беру их, тряпичных, с глазами, подёрнутыми пленкой сладострастия, и делаю с ними что хочу. Могу отпустить на волю, могу приколоть булавкой к коллекции тех, кто уже сохнет по мне.
Я привыкла — воспринимаю эту игру как должное. Делаю карьеру через флирт, конвертирую мужское внимание в благосклонность, и не вижу в этом ничего плохого. Как бы хожу с козырей. А что?
Глупо копить шестерки липового целомудрия и чинной благовоспитанности, в то время, как на руках такие тузы.
Муж знает, что я нравлюсь другим мужчинам. Во-1, он — не идиот, а во-2, я и не скрываю этого факта, не прячу переписки, не бросаюсь пугливо к телефону и не ухожу разговаривать на кухню, плотно прикрыв за собою дверь.
Мужа это бодрит, держит в тонусе. Он знает, что если что, то — всё.
«Если что» уже было. И мы теперь оба знаем, что если в один будний, дождливый, ничем не примечательный вторник я вдруг пойму, что мне замужем тесно, душно и скандально, я уйду уже в среду, впопыхах, оставив в шкафу голые вешалки и тоскливую записку с обещанием забрать зимнюю обувь ближе к зиме.
Это не приступ высокомерного самолюбования и гордого нарциссизма, я знаю о чем говорю — я так уже делала.
Мой брак тогда спотыкнулся о непонимание, и перерос в изнуряющую холодную войну с частыми ожесточенными стычками. Повод для стычки — всегда ничтожен, последствия — всегда глобальны.
Я уходила рыдать в детскую. Больше некуда. Сын поднимал на меня глаза и спрашивал: «Мама, ты плачешь?» Я, упиваясь страданием, отвечала упавшим голосом: «Нет, просто соринка в глаз попала!»
Я жила с намертво приклеенным несчастным выражением лица, была похожа на страдающую Веру Глаголеву.
Мне тогда показалось, что починить нашу треснувшую семью невозможно, и я сняла квартиру, взяла ребенка и чемодан с платьишками и ушла в тугую гордость наслаждаться одиночеством.
В том конфликте, конечно, было много всего наверчено, и объективности ради, хочу заметить, что муж мой в тот период тоже не феншуем занимался, и не ромашки собирал, а активно сподвигал меня на этот подвиг — хлопнуть дверью, потому что был растерян и подавлен моей деструктивной энергией возмущения, и в качестве фидбека выдавал агрессию и пофигизм, что логично в ответ доставало со дна моей души вредные примеси хабалистости и язвительной сварливости.
В общем, я уверенно выдернула себя из розетки, через которую поступал ток любви моего мужа. Решила, что обойдусь без этого источника питания. Зато вместе с током пропадут глухие рыдания в подушку, ожесточенные словесные баттлы, нервная экзема и мужские грязные носки.
В свободе больше смысла, драйва, событий и… свободы, решила я. Такая, как я, не может быть ЗАмужем, решила я. Не может оттенять. Мои амбиции выпирали из ЗАмужа, и сталкивали мужа с пьедестала. Я сама хотела на пьедестал, хотела любви, славы и признания, а получала ссоры из-за бытовых неурядиц и демонстративное «молчание ягнят».
Какое уж тут «боготворить»… Я тогда и не думала строить храм для поклонения своему Богу. Я строила Дом-2. И вполне успешно.
В общем, разошлись.
Прошел почти год. Я наигралась в свободную женщину. Поняла: не моё. Хочется опять подключиться к мужской энергии, смотреть, как муж толково чинит полочку, а потом вдохновенно ест мой суп, подкидывает сына к потолку, а потом завороженно смотрит передачу про рыбалку, стирать его носки, гладить его рубашки, засыпать у него под мышкой и чувствовать себя женщиной.
Я поняла, что изнуряюще скучаю по мужу. Он — тоже. Наверное, это называется «созависимость». Как в песенке: «Если рядом муж — это хорошо, а когда наоборот — плооооохо».
Предстояла нехилая работа над ошибками, но мы, настрадавшись разлукой, сдали ее экстерном. Я собрала свой чемодан с платишками, взяла сына и вернулась к мужу.
Мы соединились, учли опыт потерь и уроки компромиссов, и зажили пуще прежнего — стали жить-поживать да добра наживать.
Я люблю эту историю и дорожу ею. Она хранится в моей драгоценой шкатулочке с инсайтами. Но бывает и по-другому.
Мои родители прожили почти 40 лет в ненависти и раздражении. Про таких говорят: как кошка с собакой. Это правда. Они ругались всегда, прерываясь на отдых и сон.
Когда один входил в орбиту другого, например, отец входил в прихожую квартиры, то мать выходила с кухни, вытирая мокрые руки о полотенце, и язвительно швыряла в отца фразой:
— Явился? Перегаром несет как с Винзавода! Чтоб ты сдох когда-нибудь от своей паленой водки!
— Привет, — здоровалась я с отцом.
— Старая коза, — отвечал он и пояснял мне. — Это я не тебе…
До идеальной жены моя мать не домолчала около сорока лет…
Подумать только: 40 лет жизни ушло на черновик. Наверное, в прошлой жизни они были кошкой и котом и привыкли думать, что в запасе ещё восемь жизней, и что когда эта, неудачная и прогнившая проблемами, жизнь закончится, её можно будет смять и выбросить в мусорное ведро, а перед собой положить чистый лист.
В браке они были даже больше сорока лет, но я даю им хотя бы первые год-два на идиллию. Нельзя же сразу после свадьбы нырнуть в дёготь. Сначала — ложка мёда.
Они ругались каждый день, исступленно, сладострастно, до истерик, слёз, разбитых чашек и проклятий. Они кричали и дрались, и желали друг другу скорейшей смерти.
Когда мне было 7 , они даже развелись, но, ко всеобщему изумлению окружающих, не разъехались, а продолжали жить вместе. И ненавидеть. И жить вместе. Как в коммуналке, с замками на дверях комнат. Жить и ненавидеть. В моей голове два этих кадра не монтируются. Возникает титр с надписью «ЗАЧЕМ?» и разбивает вдребезги логику.
Удивительно, но когда отец умер, самым безутешным страдальцем по этому поводу стала мама. Я недоумевала: она все годы мечтала о его смерти, каждую ссору кричала, подвывая, в его одутловатое лицо: «Когда уже ты освободишь меня???», подразумевая именно смерть как избавление, и вот пожалуйста. Он фактически выполнил просьбу, а она — рыдает.
И это тоже «созависимость». Но замешенная не на любви, и настоенная не на осознании ценности партнера. Наоборот. Это патологическое состояние огромной разрушающей силы. Цунами в рамках отдельной семьи. Нездоровая глубокая поглощённость партнером, разрушающая его по кирпичику и мазохистски уничтожающая собственную личность.
Вы становитесь фанатами скандалов и поклонниками истерик, жизнь без которых уже кажется пресной и недостаточной. Ненависть — личный наркотик, год за годом требующий увеличения дозы.
Я, впитав опыт родителей, выросла в тетеньку, активно диагностирующую подобную деструктивную созависимость в других семьях. Потому что я до дрожи в коленях боюсь повторить сценарий родителей.
Мой рентген запрограммирован на чужие цунами. Я их вижу и хочу помочь.
Многие люди вокруг живут годами, окольцованные гирляндами обид. Одна цепляется за другую, та — за третью — и так далее, пока грузило неподъемной ненависти не утопит их брак в пучине претензий.
Они начинают синхронно ненавидеть, но не расходятся, висят как варежки на веревочке. Вместо того, чтобы бежать в разные стороны или наоборот векторно двигаться друг к другу, чтобы обняться. Но — висят. Чего ждут? Следующей жизни?
Говорят: чужую беду рукой разведу. Это потому что со стороны решения чужих проблем кажутся очевидными.
Мне хочется подойти, и со всей откровенностью произнести: «Если Вы потеряете кошелек, Вы расстроитесь. Потому что потеряете кучу денег. Так почему вы не расстраиваетесь, теряя кучу времени? Ведь время такой же ресурс, только в отличии от денег, невосполнимый. И вы безбожно теряете кошельки со временем, но не замечаете этого, в то время как вирус патологичной созависимости пожирает ваши личности.
И уже скоро наступит крайняя стадия, когда будет уже поздно, больно и никчему что-то менять. Поэтому или срочно чините семью или стремглав бегите в разные стороны. Не миритесь с этим статус-кво, не терпите, не ждите, что всё изменится само собой.
Вытаскивайте себя сами, как барон Мюнхаузен, за волосы из тягучего липкого болота взаимной ненависти. А иначе это не семья. Это — болезнь».
Не болейте своими партнерами по жизни, а просто… любите их.
Замечали, как много дополнительной смысловой нагрузки в строчках Марины Цветаевой:
Мне нравится, что вы больны не мною… Мне нравится, что я больна не Вами…
Автор: Ольга Савельева. Оригинил статьи тут
